Две разные страны. Мальта и Афганистан находятся на противоположных полюсах современного мира. Одна христианская, европейская страна, живущая в мире и процветании в составе Евросоюза. Другая — раздираемая войнами мусульманская страна: бедная, политически нестабильная, с одной из самых суровых форм патриархата на Земле. Но!
Афганистан, ХХІ век: имя матери ребенка не вписывается в свидетельство о рождении. Только имя отца. Ведь ребенок это продукт мужского семени, а женщина это всего лишь пустой сосуд. Какая разница, как зовут этот сосуд?
Мальта, ХХІ век: в свидетельстве о рождении ребенка нет графы мать. В документ вписываются родитель 1 и родитель 2. Какая разница, кто вынашивал и рожал? Такой порядок в стране был введен после того, как в Конституции прописали понятие гендерная идентичность.
Мальта со своей политикой гендерной идентичности (“какая разница, кто женщина, кто мужчина, пол это социальный конструкт”) — на острие прогресса, и Афганистан, на противоположном его конце, с культурой, где у женщин не только нет права свободно ходить, открывать лицо, волосы или любые другие части тела, где само упоминание имени женщины могут посчитать оскорбительным, имя невесты не указывают на приглашениях на свадьбу, а имя усопшей не пишут на ее могиле.
Такие разные страны сошлись в одной точке — графа “Мать” не нужна в сертификате о рождении ребенка. Причем в одной стране — это следствие консервативной политики общества, построенной на сохранении традиций предков, а в другой, напротив, следствие политики эмансипации, прав человека и инклюзивности.
Франция пошла другим путем. Графа “мать” не была упразднена. Но пару месяцев назад суд признал право мужчины быть вписанным в свидетельство о рождении своего биологического ребенка в качестве матери. В 2011 году этот мужчина поменял свой паспортный пол, после чего его жена родила ребенка. И вот он судился с государством 9 лет, и, наконец, добился права быть признанным матерью этого ребенка, будучи на деле его биологическим отцом. Этот тренд на стирание понятий “женщина” и “материнство” мы видим сейчас во многих странах Запада.
Давайте подумаем, почему в европейской цивилизации вдруг стало неважно, кто рожает и вынашивает детей, почему именно такой вектор развития выбирают большинство европейских стран и все англоязычные страны на разных континентах?
Оставим сейчас в стороне физиологическую сторону процесса и стоимость биологического вклада родителей в процесс создания новой жизни. Я думаю, никто не будет спорить, что хоть на Мальте, хоть в Афганистане от женщины требуется куда больше усилий, жертв и времени, чтобы произвести на свет ребенка, чем от мужчины.
Обратимся к экономическому и социальному аспекту.
Наверное, в Европе с ее равноправием социальная “стоимость” ребенка для матери и отца сейчас абсолютно одинакова и поэтому обезличенные названия родитель 1 и родитель 2 призваны подчеркнуть эту равноценность вкладов и полную взаимозаменяемость родителей.
Вот статистика из книги Кэролайн Криадо Перес “Невидимые женщины”:
“В Германии женщина должна быть готова к тому, что, если она родит одного ребенка, к 45 годам она заработает на $285 000 меньше бездетной женщины, работающей на условиях полной занятости без перерыва, связанного с беременностью и родами. Данные по Франции, Германии, Швеции и Турции показывают, что даже с учетом социальных выплат, практикуемых в ряде стран как благодарность женщинам за их вклад в экономику в виде неоплачиваемой работы, за всю жизнь женщины все равно зарабатывают на 31-75 % меньше мужчин. В результате в пожилом возрасте женщины рискуют оказаться в нищете, отчасти потому, что они просто не имеют возможности что-то отложить на старость, но прежде всего потому, что государственные пенсионные планы не учитывают отставание пожизненного дохода женщин от дохода мужчин”.
То есть получается, что даже в современном западном мире, где “женщины получили все права”, если оставить за скобками неравноценность биологической стоимости ребенка для матери и отца, женщина платит за ребенка куда большую цену, чем мужчина.
И цена эта носит название “штраф за материнство”. Этот штраф женщина начинает платить еще задолго до того, как решила завести потомство.
Молодые женщины не получают руководящих постов, поскольку для начальства очевидно, что они рано или поздно уйдут в декрет. То есть в независимости от гендера, в котором мыслит себя женщина, она получает дискриминацию по факту особенностей репродуктивной функции своего организма — дискриминацию по полу.
С рождением детей положение женщины на рынке труда становится еще хуже. Так, в США с каждым рожденным или усыновленным/удочеренным ребенком зарплата женщины снижается в среднем на 4%. В Британии разрыв между бездетными и женщинами с детьми составляет 21%, в Дании после выхода из декрета женщины получают на 30% меньше.
За материнство женщина наказывается не только финансово, но и падением социального статуса. Об этом хорошо пишет Энн Криттенден в книге «Цена материнства», когда рождение ребенка превратило ее, успешную журналистку и номинантку на Пулитцеровскую премию, в “просто мамочку”, как будто карьерные достижения сбрасываются женщиной как змеиная кожа.
У отцов при этом мы видим прямо противоположный тренд — зарплаты отцов растут в среднем на 6% за каждого ребенка, работодатель считает, что отцовство делает мужчину лучшим работником и охотно прибавляет зарплату, ведь ему теперь надо содержать семью. Этот феномен социологи называют “премией за отцовство”. То есть, мы видим, что не только в биологии, но и в социальном плане даже в Европе и США, где мужчины вносят больший вклад в воспитание детей и бытовые заботы семьи, чем в других странах, роли матери и отца по-прежнему сильно отличаются.
Вернемся к Мальте и Афганистану. При всем разительном отличии этих двух стран, есть в них и кое-что общее. Мальта это самая консервативная страна Европы — патриархальное общество, права женщин ограничены, запрещены аборты, личная жизнь граждан во многом определяется религиозными нормами католичества.
И именно на этом островке консерватизма в Европе пустила самые глубокие корни гендерная политика, именно эта религиозная страна зашла дальше всех в стирании женщин, убрав графу “мать” и “отец”из свидетельства о рождении, заменив прежние названия на обезличенные родитель 1 и родитель 2, тем самым по факту отказав женщинам в их особой роли в процессе деторождения, за который они так дорого платят и в прямом, и в переносном смысле.
На примере Мальты и Афганистана мы видим, как рождается неопатрирхат, патриархат ХХІ века, и идет на смену старому многовековому патриархальному строю, основанному на отцовском праве.
Патриархат афганского разлива — прямолинейный, бескомпромиссный и визуально обозначенный (достаточно взглянуть на женщин, которые носят закрывающую их с головы до ног паранджу, и даже визуально стерты из публичного пространства).
Неопатриархат западных стран носит более завуалированный характер, мимикрируя под институты прав человека, не решая проблемы дискриминации женщин, а стирая последних как класс.
Любопытно и еще одно отличие Мальты и Афганистана в свете гендерной политики и это отличие применимо шире, распространяясь на весь Запад и Восток. В Мальте (и на всем Западе) прогрессивность сейчас понимается как стирание понятия “женщина” из всех сфер социальной жизни под эгидой прав человека и инклюзивности. В Афганистане (как и в других странах Востока) прогрессивность и женские права мыслятся ровно наоборот: возвращение женщин в социальную сферу — повышение их видимости в семье и обществе.
Вот прямо сейчас правительство Афганистана приняло инициативу о том, что имена матерей должны быть вписаны в свидетельства о рождении детей. Это предложение еще должно пройти через одобрение Парламента страны. Но сам факт разработки и внесения такого законопроекта празднуется в стране как торжество прогресса и продвижение прав женщин.
Такими неисповедимыми путями развивается сейчас человечество. Восток и Запад. Женщины и мужчины. Патриархат и неопатриархат.
Maya Guseynova